Денис Салтыков
У бельгийской писательницы Амели Нотомб биография сложилась достаточно насыщенно, чтоб положить её в основу художественных произведений. Очарованность Японией и попытка Нотомб покорить Токио воплотились и в романе с пошлым названием «Ни Ева, ни Адам». Этот текст экранизировал Стефан Либерски, сменив заглавие на более прямолинейную «Токийскую невесту». Идея назвать фильм так мне кажется удачной — вместо простой библейской аллюзии теперь прямая заявка на экзотику. Упоминание столицы Японии в фильме французского производства (франко-канадо-бельгийского, если точнее) возбуждает антропологическое любопытство. Или, правильнее сказать, подозрение.
О том, как европейцы выдумывают себе «загадочный Восток» и тому подобную экзотику, существует обширная исследовательская литература. Помимо непосредственно антропологии, которой приходилось обнаруживать и изживать собственную колониальную сущность в процессе болезненной самокритики, уже давно появилось отдельное направление — постколониальные исследования. Если попытаться грубо упростить сложные междисциплинарные работы в этой области, то можно сформулировать её основной тезис так: относиться к другим культурам как к загадочной экзотике — значит осуществлять над ними насилие. Любопытствующих здесь я отсылаю читать классический «кирпич» Эдварда Саида под названием «Ориентализм».
Теперь вернёмся к сюжету «Токийской невесты». Главная героиня Амели (Полин Этьен), девушка европейской внешности, родившаяся в Японии, но рано оттуда уехавшая, решает вернуться в мир детства и одновременно страну своей мечты и попытать там счастья, преподавая французский. Амели в восторге от всего японского, да и вообще её жизнерадостность и бойцовское отношение к жизни не оставляют сомнений в том, что всё должно получиться. Завязка мелодраматического сюжета — появление богатого и загадочного (потому что — а как же иначе!) ученика Ринри (Тайчи Иноэ), с которым частные уроки французского быстро превращаются в любовную историю. Только если Амели обожает Ринри как воплощение Токио, то последний оказывается ярым фанатом французской культуры. Во взаимных поисках экзотической самобытности и проходят сто минут экранного времени. В антропологии это называется «пожиранием другого» — отношение к носителю другого сознания как к милой зверушке и эксплуатация его инаковости. Отношение, разумеется, деструктивное.
Казалось бы, такие межкультурные коммуникации делают эту любовную историю необычной. Кстати, это мнение даже напрямую проговаривает героиня закадровым монологом в финале картины. Вероятно, такова точка зрения и создателей фильма. И надо отдать им должное, сюжет интересен, не чрезмерно сентиментален и порой по-хорошему смешон. Картинка, в свою очередь, не даёт скучать глазам. Фильм сделан хорошо, но в своём очаровании он проявляет то самое колониальное сознание, от которого не свободны ни авторы, ни зрители. История этой любви вполне обычна. Только на месте японской культуры чаще оказывается просто идеализированный образ правильной партнёрши или правильного партнёра. Наша любовь подсмотрена в кино и вычитана на страницах романов, в результате происходит попытка вписывания жизни и, прежде всего, другого человека в рамки сконструированного фантома. Стоит ли говорить, что из такой условности происходит множество проблем — от неприятных бытовых мелочей до фатальных разрывов.
В этом смысле, я бы сказал, что «Токийская невеста» — это хороший фильм, но не в том смысле, в каком предполагается первым слоем его текста. Это не мелодрама о том, как сложно заводить отношения с экзотическим другим. Это драма о фундаментальной проблемности любых человеческих отношений.
Добавить комментарий